"Посвящается единственному каноничному Бельфегору,
которого я встречал в своей жизни."


Здесь холодно, я чувствую это всем телом, кожу на лице постепенно начинает стягивать от мороза. Я ненавижу холод.

Я стою в полутемной круглой зале окруженный несметным количеством высоких зеркал, что начинаются от самого пола и теряются в непроглядной тьме скрывающий потолок. Если бы я не был хорошо знаком с иллюзорными обманами, то наверняка бы решил что здесь не зеркала, а десяток коридоров ведущих в разные стороны и не имеющих конца. Только одно зеркало слегка отличается от других, коридор в нем кажется короче, чем в остальных. Я делаю пару шагов вперед, старый паркет под ногами, почерневший и прогнивший от времени покрытый толстым слоем пыли, скрипит и режет слух, на нем остаются четкие отпечатки подошв моих ботинок. Шаг.. шаг.. Я слышу, что вдалеке глухо тикают часы, они настолько стары, что звук их похож на тяжкий вздох больного человека, которому каждый глоток воздуха дается с большим трудом.

Переступив границу «зеркала» и комнаты, я оказываюсь в длинном узком коридоре, даже если я прижмусь спиной к одной стене, я не смогу замахнуться мечом. Лажа. Стоить прибавить шаг.

Тиканье часов приближается, если верить моему слуху, а он меня ни разу еще не подводил, то в конце коридора обязательно должен быть поворот направо, где в небольшой зале стоят эти триклятые часы с приступом астмы. В коридоре не было ничего интересного: все тот же скрипучий потертый паркет, пожелтевший потолок с отколотой местами лепниной, поблекшие обои кораллового цвета с белесо-золотистыми прожилками (по всей видимости, раньше это было бордо с тесненным золотистым узором), картины в тяжелых облупившихся от времени рамках, изображающие какие-то завоевательские походы на вражеские земли, вдоль левой стены висели литые бра с огарками свечей, заросшие густой паутиной.

Меньше минуты и долгожданный поворот был найден, контраст изменившейся обстановки ударил по глазам совместно с удушливым запахом затхлости застоявшегося воздуха. Здесь было еще темнее, чем в предыдущих помещениях, однако мои глаза уже успели привыкнуть к темноте и я довольно быстро стал четко различать обстановку вокруг. Комната действительно оказалось небольшой с одним единственным окном в конце во всю стену, полным отсутствием какой-либо мебели, кроме высоких обгорелых напольных часов, что лежали на боку прямо посреди комнаты. Невольно я задумался над законами физики, как маятник часом может ходить в таком положении? Стоя посреди комнаты, я стал осматриваться дальше, обои со стен были содраны, нет во все не так, как когда люди собираются делать ремонт. Местами они были выдраны кусками от потолка, свисая крупными «кудрями» до самого пола, где-то исполосованы в мелкую ленту, где-то распороты чуть выше уровня плинтуса, словно кто-то хотел оставить на стене глубокую кровоточащую рану.
Треск дерева. Кажется, я на что-то наступил, наклоняя голову, смотрю себе под ноги, по инерции делаю шаг назад. Какая-то большая в искривленной (видимо не только моими стараниями) раме, я поднимаю его над собой, сдувая пыль, поворачиваюсь спиной к окну, что бы лучше рассмотреть изображение. Это портрет на нем изображено четыре человека мужчина и женщина, судя по коронам на головах – король и королева, и два мальчика-принца. У троих из них отсутствуют лица, их глаза вырезаны, а все лицо истыкано каким-то острым предметом до безобразной неузнаваемости. Мой взгляд останавливается на единственном «человеке с лицом», мальчик – принц, рюшечная белая рубашка, черное жабо, светлые слегка в желтизну волосы, челка, закрывающая глаза и широкая улыбка… Где-то я его уже видел.

Бель! - Неожиданно мое сознание проясняется, равно в тот момент, когда за спиной раздается шишикающий тихий смех, я резко разворачиваюсь, отшвырнув портрет в стену и направляя меч на источник звука, которым действительно оказываешься ты.
- Они все мертвы, Скуало.. – Протяжно с важным видом сообщаешь ты. Лет семь-восемь на вид, точно такой же, каким я тебя помню, когда ты пришел в штаб в тот злополучный день: белоснежная рубашка рукава по локоть пропитанные кровью, так же как и на груди, расплывающееся алое пятно, похожее на распустившийся бутон спелой розы. Сейчас, ты лежал на часах, на боку ко мне лицом одну руку положив под голову, второю свесив вниз, сжимая пальцами две диадемы. На первый взгляд они были одинаковые, но присмотревшись, я все же нашел отличие, одна из них была попроще и, по всей видимости, предназначалась для второго сына или дочери в семье, а первая более изящная, должно быть являлась украшением головы того, кто когда-нибудь станет наследником короны. Приняв вертикальное положение, задумчиво болтая ножками в воздухе, ты покрутил обе диадемы в руках, после чего с широкой улыбкой одел одну из них себе на голову, а вторую, ту, что попроще выбросил через плечо. С глухим звуком украшение ударилось об пол, упав на ребро описало полукруг по комнате и обреченно остановилось на полу перед тобой, медленно вращаясь на одном месте. Не дожидаясь ее остановки, ты спрыгнул на пол с часов, громко смеясь, подошел к ней и нервно начал одной ногой втаптывать ее в пол, пока она не превратилась в плоский искореженный обруч, приговаривая: «Тебя нет! Тебя больше нет! Никого нет!».
Останавливаясь, ты протягиваешь мне руку, оповещая. – Скуало, нам пора домой. – Капризно поджимая губы. Опуская меч, я беру тебя за руку, и мы уходим прочь из этого дома во внезапно появившуюся дверь, а может она там и была, я просто не заметил, хотя вряд ли. Пока мы идем, я не оборачиваюсь, я знаю, что за нами сейчас рушится пылающий алым пламенем дом.

***
Я просыпаюсь посреди ночи и долго не могу заснуть, сложив руки за головой, я безучастно смотрю в грязно-серое небо за окном и по сто раз прокручиваю в голове один и тот же вопрос, который я никогда не задавал тебе и вряд ли бы услышал четкий ответ, если бы спросил.
«Почему…?»